"Финики", PG. Немного о привычках, привалах и сладких губах.
ЧитатьОни уже неделю бродили по Внутренним землям. Если бы кто-нибудь спросил Дориана, он бы сказал, что им давно пора отсюда убраться подобру-поздорову, пока драконица, которую они видели пару дней назад (и обошли стороной к вящей радости Дориана), не прилетела поджарить им задницы. К сожалению, его мнение никого не волновало, а Инквизитор отказывался уходить, пока не убедится, что все разрывы закрыты. Пф.
Бык и Сэра у него за спиной обсуждали эльфиек: Сэра в своей обычной манере фыркала что-то про эльфячность, Бык нахваливал девок их таверны. Иногда Дориану казалось, что если б Бык был женщиной, или Сэра была не так придирчива к мужчинам, они бы радостно трахались на крыше скайхолдской таверны непременно так, чтобы перебудить всю крепость.
— Привал, — скомандовал Тревельян.
Они обустроились на полянке под тенью раскидистого дерева. Солнце палило нещадно, и Дориан с удовольствием откинулся на ствол дерева и промокнул платком шею. Сэра и Бык пропали из вида, Дориан подозревал, что они уже плещутся в речке неподалеку. Их отсутствие образовало вокруг него такую блаженную тишину, что он довольно скоро задремал, упершись затылком в жесткую вековую кору.
Из сна его выдернул Максвелл, который, сняв походный рюкзак, с грохотом скинул перевязь с кинжалами и уселся рядом с Дорианом, касаясь его плечом и чем-то шурша.
Дориану было слишком лениво открывать глаза, поэтому он на слух попытался угадать, что делает Инквизитор, но потерпел совершеннейшее фиаско: Тревельян продолжал шуршать, судя по звуку, упаковочной бумагой и раздражать его нежный слух. Наконец шуршание стихло, и Дориан услышал... что это, причмокивания?
Павус открыл глаза, не в состоянии больше сдерживать любопытство, и посмотрел на Максвелла. Он с явным удовольствием на лице взял что-то в свертке бумаги, поднес ко рту и положил в рот. Что-то маленькое, коричневое. Наслаждение его было так сильно, что глаза у него едва не закатывались.
— Ты опять ешь конфеты, аматус? — спросил Дориан.
Максвелл замялся прежде чем ответить.
— Нет.
Тревельян поглощал сладкое в огромных количествах. Дориан понимал, что с таким образом жизни питание должно быть комплексным и калорийным, но любовь Инквизитора к шоколаду и леденцам иногда переходила все возможные границы адекватности.
— Врешь, — подозрительно сощурившись, сказал Дориан. — Что у тебя там?
Павус потянулся к свертку, и Максвелл отшатнулся назад, пряча его за своей спиной.
— Это не конфеты, — сказал он, а потом повернулся вбок и что-то выплюнул.
— Покажи, — настаивал Дориан, медленно надвигаясь на мнущегося Инквизитора.
— Ты не отстанешь, да? — вздохнул он и, когда Дориан покачал головой, сунул сверток ему под нос. Сверток ничем не пах: ни шоколадом, ни леденцами.
Дориан взял его в руку и заглянул внутрь.
— Это... финики? — недоверчиво глядя на сухофрукты, спросил Дориан. — Где ты их достал?
— Попросил у Жозефины... Доставили из Антивы. Вместо конфет, — смущенно ответил Тревельян и осторожно взял из свертка еще один финик.
— И зачем ты их прячешь? — приподняв брови в удивлении, спросил Дориан.
— Ты не... — начал он, потом нахмурился, замолчал и начал снова. — В Вольной Марке финики считаются пищей рабов. Ну, знаешь, когда-то киркволльских рабов кормили ими, они питательные и дешевые. Поэтому мне всегда приходилось скрывать, что я их ем. Матушка ругалась, когда я упоминал о них на людях.
Дориан смотрел Тревельяна недоуменно.
— Но мы ведь не в Вольной Марке, верно? — со смешком сказал он.
Рука Максвелла осторожно потянулась за еще одним фиником, и Дориан, опомнившись, вернул ему сверток.
— Я подумал, ты будешь смеяться, — нахмурился Тревельян.
— Ага, поэтому решил есть их рядом со мной.
— Ты спал!
— А если бы я вдруг проснулся?
— Вообще-то, именно так ты и сделал.
Дориан рассмеялся. Лицо у Максвелла было до того обиженное, что хотелось прижать его к груди и никогда не отпускать.
— Иди ко мне, — позвал он.
Дориан откинулся обратно на ствол дерева и, когда Максвелл присел рядом, обнял его, прижимая к своей груди.
Судя по всему, Дориан задремал снова, потому что, когда он очнулся от шевеления под боком, Тревельян сминал в комок пустой бумажный сверток. Дориан лениво зарылся в его волосы, пропуская темные пряди сквозь пальцы и чувствуя, как расплывается на нем Максвелл, разомлев от нехитрой ласки.
— Быка и Сэры давно нет, — произнес Инквизитор, разрушая романтику. Не чтобы Дориану было дело до романтики, но Тревельян был очень приятной тяжестью, которую ни за что не хотелось сбрасывать с груди. Хотелось прижать его еще ближе и подремать еще часок... пока драконица не найдет их по запаху и куче следов, что они здесь оставили, и не прилетит, чтобы живьем их поджарить.
— Я думаю, с ними все в порядке, — сказал Дориан.
— Надо проверить.
Максвелл повернулся и уже собирался встать, когда сильные руки дернули его на себя, и спустя секунду Тревельян обнаружил себя в миллиметре от губ Дориана.
— Привал, — напомнил Павус.
Губы у Тревельяна на вкус были такие же приторно-сладкие, как финики.
***
"Безе и Дориан", R. Немного о сладостях, слабостях и питательных завтраках.
ЧитатьБольше, чем финики, Инквизитор любил только одно: безе. Сладкое, хрупкое, тающее во рту безе с орешками и шоколадной глазурью.
Поэтому, обнаружив себя утром в море мелких сладких крошек, Дориан совершенно не удивился.
- Ты опять завтракаешь сладостями? - спросил он в подушку.
Мягкий тихий хруст сказал достаточно, однако Максвелл посчитал нужным лично держать ответ и извиниться.
- Не могу удержаться, - виновато пробормотал он. - Я попрошу служанок сменить постель.
- Знаешь, все намного проще, - Дориан со вздохом выпутался из одеяла и посмотрел на Максвелла. Он замер, держа двумя пальцами безе, чуть не донесенное до рта. - Достаточно просто есть за столом, а не в постели.
Лицо у Тревельяна стало такое наивно-обиженное, словно он был ребенком, у которого отняли последнюю конфетку, и Дориан фыркнул в кулак, удерживаясь от смеха.
- Ладно, нормальный-то завтрак сегодня будет?
- Почистить тебе винограда? - съязвил немного обиженно Максвелл.
Что ж, - подумал Дориан. - У каждого свои слабости.
- Завтрак, аматус. Нормальный человеческий завтрак.
Максвелл смутился. Положил надкушенную безешку обратно в вазочку, прихлебнул чаю из кружки и отставил поднос на тумбочку у кровати.
- Я схожу. Что ты хочешь?
- Тебя.
- Меня? - Тревельян забавно вздернул брови, и Дориан расплылся в похабной улыбочке. - Я думал, ты хотел нормальный человеческий завтрак.
- Все верно, - кивнул Павус. - Но сначала я хочу тебя.
Дориан похлопал по матрасу рядом с собой, приглашая, и Максвелл, немного помявшись, улегся в постель.
- У тебя... крошки над губой, - прошептал Дориан.
Тревельян уже было хотел смахнуть их рукой, когда пальцы Дориана перехватили его запястье, прижимая к простыне, а сам маг навис над ним, загородив утреннее солнце. А потом он провел языком над его верхней губой, и Максвелл вздрогнул от неожиданной, но очень приятной ласки.
Губы у него были сахарные. Порой Дориану казалось, что Максвелл съел столько сладкого, что теперь и сам на вкус - как десерт, подаваемый в конце вечера как произведение искусства, как вершина мастерства придворного кондитера.
Было сладко - до того сладко, что Дориану захотелось запить поцелуй целым стаканом холодной воды.
Он коснулся губами шеи, провел по ней языком и ощутил соль - и возблагодарил всех Богов, каких смог вспомнить.
- Дориан, - Максвелл пихнул его ладонью в грудь, отстраняя. - Давай не сейчас. Мне еще идти на совещание.
- Сходишь, - ответил маг, перехватив вторую руку и прижав ее к матрасу.
А потом он поцеловал подтянутый живот и повел кончиком носа вниз.
- Перестань, - простонал он. - Я опять буду смущать Каллена своей нелепой походкой.
- Не будешь, - возразил Дориан и вобрал еще мягкий член в рот, чтобы через несколько минут услышать сбивчивые вздохи и ощутить на языке соль и горечь и - немного - чертову сладость.
Он тяжело сглотнул и облизнулся, подняв взгляд на Максвелла. Щеки у него горели, а губы так раскраснелись, что Дориан не удержался, подтянулся вверх и впился в них жестким поцелуем.
Контраст соленого и сладкого на секунду оглушил его, завораживая своей невозможной правильностью.
- Отличный аперитив перед завтраком, правда? - хмыкнул Максвелл, поднимая веки и падая в прохладную серость чужих глаз.
- Я, можно сказать, уже позавтракал.
- О, замолчи, - рассмеялся Тревельян, зарываясь рукой в растрепанные темные волосы и утыкая мага носом в шею.
Он закрыл глаза и уснул под ленивыми поцелуями Павуса, проспав и совещание, и приезд гостей из Орлея, и даже примерку наряда к балу в Халамширале.
Пожалуй, больше всего на свете, - больше, чем финики, карамель, безе и орешки, - Максвелл любил только Дориана.
Своего прекрасного Дориана.
***
"Нежность", PG. Немного о боли, приступах и любви.
ЧитатьДориан недовольно фыркнул и что-то тихо пробормотал себе под нос.
Максвелл приоткрыл один глаз и повернул голову на звук.
- Что ты там опять вычитал?
- Абсурд, - припечатал Дориан. - Эти схемы... Если кто-нибудь сложит на людях это заклинание, то точно выставит себя дураком.
Максвелл вздохнул. В магии он понимал не больше, чем Дориан разбирался в видах масла для полировки оружия, поэтому решил не задавать вопросов, ответов на которые он или не получит, или получит, но все равно не поймет. Он закрыл глаза и отвернул голову вбок, чтобы свет от ночника не бился красными пятнами сквозь веки.
Дориан перелистнул страницу и вернулся к прерванному массажу. Он мягко перебирал пальцами мышцы на ладони Максвелла, оглаживал подушечки, загрубевшие от кинжалов, надавливал на многолетние мозоли, пытаясь продавить их, но понимая, что Максвелл, скорее всего, даже не чувствует прикосновения - только давление и чужое присутствие.
Тревельян силился уснуть, но рука до самого локтя ныла нещадно, и даже теплые, ласковые пальцы Дориана не могли ослабить боль и, сколько бы он ни пытался, не могли вернуть чувствительность мизинцу и безымянному.
Фактическое отсутствие двух пальцев на руке практически не мешало жить. Да, стало чуть труднее держать кинжалы, пришлось учиться держать ложку и застегивать бесконечные крючки камзола правой рукой, но эти неудобства можно было и перетерпеть. Но теперь ему приходилось еще и просить Дориана разминать мышцы, чтобы онемение не распространилось дальше, лишая его ведущей руки и боеспособности в целом.
Впрочем, просить приходилось редко. Чаще всего Дориан сам брал его руку и начинал мягко и тепло поглаживать, снимая напряжение - свое и чужое, потому что этот легкий массаж невероятно успокаивал и его самого.
Иногда, как сейчас, он мог часами не отпускать его руку: читал, задумчиво покусывая губы и то и дело возмущенно вздыхая, и тискал в пальцах чужую ладонь.
К тянущей боли в кисти и локте привыкнуть, казалось, было совершенно невозможно, как невозможно было от нее отвлечься, но эта боль выматывала, принося с собой спасительную усталость и опустошенность, поэтому некоторое время спустя Максвелл уже дремал, краем сознания слыша тихий шелест страниц и чужое дыхание.
И эта предательская, резкая, невыносимая боль выдернула его из Тени, опуская головой в ведро с ледяной водой.
Он вскрикнул, подскочил, подняв в воздух одеяло и сбив на пол подушку, и выдернул из рук Дориана ладонь.
Когда маг сообразил, в чем дело, Максвелл уже сидел на полу, опустив руку между колен и сжав предплечье так, что побледнели пальцы. Он и сам весь побледнел, и покрывшийся капельками холодного пота лоб мертвенно блестел в зеленом свете Якоря.
Дориан запаниковал. Как и десятки раз до этого, он отбросил книгу в сторону и сполз на пол к Тревельяну, неуверенно приобнимая его за плечи и прижимая щекой к своей груди.
Максвелл крупно дрожал и беспомощно стонал, дыша мелко и часто, то и дело срываясь на вскрики.
Дориан покрепче прижал его к себе, одной рукой поглаживая плечо, другой стирая пот со лба и откидывая с глаз намокшие волосы. И еще он шептал, касаясь губами виска, какую-то чушь - глупую, наивную, какую-то до жути романтичную, кажется, даже сказал, что любит и что все будет хорошо. Он сам в это верил слабо, но и Тревельян сейчас, когда глаза застилала пелена кошмарной боли, вряд ли разбирал слова.
Когда приступ закончился, лицо у Максвелла было мокрое от слез, а сам он до того обессилел, что всем весом навалился на Дориана, утыкаясь губами в его смуглую грудь. Между ними было мокро от пота, но именно сейчас магу было все равно. Облегчение завладело им, и в груди разлилась нежность и любовь. Сжать в объятиях, покрыть поцелуями измученное лицо и сторожить сон - как мабари, верно и самоотверженно.
С трудом перетащив Максвелла на постель, Дориан укрыл его теплым пуховым одеялом, не удержавшись, зачесал его волосы назад. И когда он поднял книгу, чтоб не запнуться утром, задул свечи в ночнике и забрался в кровать, мир вдруг сжался до размеров небольшой комнаты, до них двоих, тишины ночи и легкого, все еще поверхностного дыхания Максвелла.
Дориан придвинулся ближе и взял его левую руку в свою.
- Все еще болит? - спросил он, поднес кисть к губам и поцеловал каждую косточку.
- Уже не так сильно.
Тревельян повернулся на бок и заглянул в глаза Дориана. В слабом лунном свете они блестели серебром и чем-то еще, теплым, солнечным.
- Иди ко мне, - позвал маг, и Максвелл подобрался к нему вплотную, обнимая и укладывая голову на грудь.
Долгие мгновения прошли в тишине. Дориан расслабленно гладил влажную кожу, Максвелл - ловил прикосновения и вдыхал чужой - родной - запах солнца и древесины. Ему хотелось, чтобы мгновение остановилось, замерло, чтобы не было больше никаких битв, политических интриг, официальных приемов. Чтобы никакого Корифея и никакого Якоря - только они вдвоем в одной постели, усталые и влюбленные, и пусть весь остальной мир катится к демонам.
Максвелл поерзал, устраиваясь удобнее, и пробормотал в грудь сонного мага несколько слов прежде, чем упасть в объятия Тени.
- И я люблю тебя, Дориан.
Павус лениво наклонился, чтобы поцеловать Максвелла в макушку, и уснул, крепко обняв его обеими руками.